Весна
В самом начале, когда человек только приходит, когда в терапии весна, человек полнится надеждой, что сладкая жизнь где-то есть. Зеленеет молодая травка, льются апрельские ливни, и почти каждый человек плачет и говорит «Только я одна такая. А вот у нее… у них есть все!» Или «Ну когда я стану крутым, вот таким же сильным, как он?»
Человеку кажется, что вокруг Диснейленд, и только он один остался на обочине. Ему надо себя изменить во чтобы то ни стало. Стать другим, добраться до каруселей.
Здесь я терпелива. Работаю на ресурс шаг за шагом, жду лета, когда сил станет побольше.
Лето
Вот приходит лето. Бабочки и клубники, розы и малина. У человека здесь всегда больше сил оглядеться вокруг и сказать «мама дорогая, да кругом же калеки… как я этого не видел ….».
Человек идет и смотрит, удивляясь тому, насколько раньше у него или у нее был узкий мир маленького ребенка, мечтавшего о любви. Теперь он видит, что изломанных, искалеченных человеков кругом миллионы. Раны вокруг зияющие, большие.
Я помогаю все это прожить, я помню, каково было мне впервые оглядеться вокруг.
Ранняя осень
Потом наступает сладкое, бурное, вкусное время урожая, яблоки и кабачки, груши и тыквы, Хэллоуин, и закатанные банки с лечо. У каждого, кто прожил терапию до этого времени, до бабьего лета, появляются результаты. Самые разные, о которых мечталось. Деньги, квартира, работа, дети любимые, кому что нужно.
Но есть и горечь, потому что видны раны мира. И импульс лечить и учить каждого. Ведь вот твой урожай, ты знаешь путь.
Но они не слышат. Потому что каждому нужно дойти до края своей боли, чтобы обратиться за помощью. Или слышат лишь изредка.
Поздняя осень
От этого грустно. Поздняя осень. Ветер, дожди, долгие дожди осени. И человек грустит о том, чего не в силах изменить.
Мир перестал быть Диснейлендом где-то там. Человек знает, что когда каждая семья вернулась с праздника, каждый папа избил каждую маму, так или иначе. Или мама исхлестала папу.
Человек учится дышать и дышать, дышать и дышать, потому что иначе не выдержать всего, что открывается. Всего страдания мира, с которым становишься все больше одним целым, исцеляешься. От которого больше не отгородиться.
Зима
Потом выпадает радостный белый снег. Снежинки кружатся, кружатся. И человек понимают, что не бывает «я» и «они». Границы нет. Ты и река — одно целое. Ты и дерево одно целое. И когда крестьянин бьет плеткой быка, кровь выступает на плечах Будды. И когда убивают в Сирии или мать на моих глазах швыряет дочку, мое сердце рвется в сильнейшей физической боли.
Но человек уже молчит. Дышит и дышит, молится и знает, что все, что он может дать — действительно быть рядом.
Зимняя ступень исцеления.
И уже неважно, есть ли у тебя квартира, возлюбленный, стройность и деньги. Есть да есть, нет да нет. Есть глубина дыхания и молитва, вера и доброта, сострадание и любовь.
На этой ступени любовь открывает свою истинную природу, такую редкую в мире, такую отличную от детской привязанности. Любовь течет потоком из сердца в сердце.
А дальше?
За зимой приходит весна, зеленеет молодая травка… и ты одно целое с курчавыми облаками, розовыми восходами, малиновыми закатами, и обильно цветущей вишней, не только с болью мира, хотя она вся вот, в сердце. Дальше я еще не ходила, когда пойду, расскажу, что дальше, если для этого существуют слова.
Знаю лишь, что такой я прежде не была. Живой. Дикой. Новой.
