Дом, где спит человек, должен быть красивым и достаточно прочным. Как и живое тело. Но не настолько прочным, чтобы никогда не разваливаться. Иначе дом не обновить. Именно возможность обновления придает всему ценность, ухаживание придает смысл.

Деррик: Когда ты говоришь «сражаться со смертью», ты имеешь ввиду сопротивляться ей, отрицать неизбежность смерти?

Мартин: Наоборот. Я имею ввиду встречу со смертью. Чтобы жизнь продолжалась, нужна духовная борьба со смертью. Иначе появится буквальная битва, которая может убить тебя.

Проблема со смертью в том, что ее боги – предельно рациональны. В майянской культуре есть тринадцать богов и тринадцать богинь смерти. У этих божеств нет воображения, поэтому им нужно убивать нас, пожирать нас — чтобы заполучить наши души, наше воображение. Как только смерть заполучила твою душу, она довольна и на время перестает убивать. 

Нужно спуститься вниз и попросить смерть – используя все свое красноречие – отдать душу обратно. Когда смерть отказывается это сделать, с ней нужно сыграть в кости, потому что смерть подчиняется только одному правилу: игре случая. Ты берешь игральные кости и одновременно со всем красноречием пытаешься уговорить смерть отойти. Это мы называем «сражаться со смертью’. Конечно, уничтожить смерть невозможно. Самое большое, на что можно рассчитывать в таком состязании, – заставить ее подождать. Тогда смерть скажет: «Договорились. Я отдам тебе обратно твою душу, если ты пообещаешь кормить меня своими песнями, своим красноречием, и пообещаешь умереть в назначенное тебе время».

Во время инициации молодые мужчины и женщины, борясь со смертью, по сути заключают с ней договор. В нем прописано: «Я отпускаю идеалистическую идею о том, что буду жить вечно». Тогда смерть возвращает душу, но взамен ты должен постоянно ритуально отдавать другому миру часть твоего искусства, твоих песен, твоего воображения. От смерти можно добиться только этого. А если хочешь сделку получше, то будет убито много людей. Когда целая культура пытается заключить со смертью сделку получше, и отказывается отдавать смерти часть своего творчества и своих песен, тогда смерть выходит на поверхность и начинает пожирать буквально, через войны и депрессию.

Деррик: Расскажи мне больше про исконную душу.

Мартин: У каждого человека, к какой бы культуре он не принадлежал, душа является исконной. И ей тяжко быть во все более агрессивной среде. Сейчас жизнь каждого человека превратилась в поле битвы. Между рациональным умом – который руководствуется ценностями машинной эры – и исконной душой. Эта битва рождает много болезней, как душевных, так и физических.

В течение нескольких последних столетий бессердечная ментальность, разрушающая древние культуры, насильно навязала так называемый «прогресс». Он пожирает народы, природу, воображение и духовное знание. Идёт бульдозером, создавая плоское однородное пространство, называемое «цивилизацией». 

У каждого человека – из Африки, Европы, Азии, Америки – есть предки. Истории предков, мифы, легенды, ритуалы, язык, понимание мира, смекалка – все было отобрано, запрещено, порабощено, разрушено, искоренено или беспощадно эксплуатируется этой ментальностью. Все, что в нас есть исконное – другими словами, природное, тонкое, щедрое, необъяснимое, постепенное, в полутонах, ориентированное на племя, сообщество – было выслано в гетто на окраине сердца. Или спрятано в резервациях на территориях духовности. Нас учат, что мысли есть центр жизни. Механистическая современная культура воспринимает мир только умом, а не через исконную душу.

Исконную душу нельзя надеть на пару выходных на ретритах типа «дикая женщина» или «первозданный мужчина», и потом снять, переодеваясь в офисный костюм. С исконной душой не играют из любопытства или потому что это теперь «в тренде». 

Исконная душа – про аутентичность, и на духовном уровне она обходится очень дорого.

Деррик: Давай коснемся темы использования исконных ритуалов разных народов. Здесь есть два основных подхода. В одном из них люди придерживаются мнения, что спокойно можно провести sweat lodge у себя на заднем дворе на выходных, по будням продолжая торговать акциями.

Мартин: Потребительский подход.

Деррик: Второй подход предполагает, что нельзя вторгаться в исконные ритуалы разных народов для своих личных целей. 

Мартин: Я старался не раскрывать западному миру традиции майя. Вообще не хотел писать книги. В резервации Пуэбло, где я вырос, писать запрещалось, причем строго, так как если что-то записывать, то знание замрёт, ускользает. А также потому что большей частью знание становится бесполезным, если его не держать в секрете. Знание должно использоваться только в особых, сакральных условиях. 

Часто так бывает, что самое сокровенное, сакральное находится внутри повседневности, в простых вещах. Скрытое знание вплетается в тонкие, проверенные временем способы передачи, и так оно становится невероятно ценным, полезным, глубинно одухотворяющим.

Деррик: Традиции, о которых ты пишешь, отличаются от твоих родных индейских традиций? 

Мартин: Отличаются, но я прожил много лет в Сантьяго Атитлан, в Гватемале. Я там обосновался, был женат, у меня родились там дети. Когда появились эскадроны смерти, поддерживаемые США, за семь лет было уничтожено около двух тысяч деревень: людей расстреливали, мучили, травили, резали, морили до смерти голодом, поместив в ямы, отрезали им головы. Люди просто исчезали. Это происходило там, где до 1979 года большинство даже не знали звука выстрела. За мою голову была назначена цена, и в 1980-х меня три раза чуть не убили. 

Я вернулся в Штаты, привез с собой семью. Позже жена вернулась в Гватемалу, забрав с собой сыновей, мы расстались. Мальчики потом переехали ко мне. Сейчас они оба – взрослые мужчины.

Затем в 1992 году снова была резня, и я должен был поехать туда, в Гватемалу. Меня встретили ребята из племени тзутуджил. Приехали за мной на пикапе, что странно было само по себе, так раньше автомобилей ни у кого не было. Меня спрятали в кузове среди тыквы, закрыв куском брезента. Когда мы доехали до КПП, солдаты увидели только тыкву и пропустили нас. Они не особо смотрели. (Большинство солдат не хотят убивать, их надо на это настроить. Но да, они убивают).

Когда мы проехали через все посты, я смог сесть. Все, кто были в машине, – подростки. Прошло всего восемь лет, как я покинул страну, а они уже не знали имени моего учителя. При том, что он был самым известным и самым сильным шаманом на довольно большой территории.

По дороге они меня спросили: 

– Ты знаешь историю этой горы?

– Конечно, – ответил я. – Она называется С’куут. Раньше она была внутри океана, а потом поднялась сюда с помощью богини змей.

– Кто эта богиня змей?

И дальше грузовик двигался медленно, по три мили в час, потому что ребята открывали для себя заново – через древние истории их предков, которые я им рассказывал – каждую гору, долину, скалу, что встречались у нас на пути. Приблизительно через пару часов я их спросил: «Как так получилось, что вы всего этого не знаете?”

“Ну, эти двое – христиане, им не положено знать. У остальных из нас нет родителей. Их убили в 1980-х годах».

Так вот получилось. Я – блондин из США, полукровка, у меня нет даже кровной связи с этими ребятами, рассказываю им истории их предков. Стало очевидно, что эти ребята, как и оба моих сына, никогда не узнают всего богатства жизни в деревне, внутри племени. Они теряли связь с этим местом. Поэтому я должен был записать все, что знаю (Мартин написал ряд волшебных книг – прим. мое). Многие детали я не имел права описывать. Скажем, что мы пошли к озеру, сделали то и это, принесли такие дары таким-то силам – есть риск, что ритуалы будут использоваться теми, кому нельзя. 

Мое решение опустить подробности сильно раздражало многих в США. Они настаивали на том, чтобы я рассказал, как именно проводится тот или иной ритуал. Я всегда отвечаю: «Это не технология».

Деррик: Ты четко дал знать, что сила шамана не в конкретных словах и не в конкретных молитвах.

Мартин: Мой учитель всегда говорил, что если и есть надежда хорошо жить в этом мире, то она заключается в том, чтобы взять древние корни и влить в них новый сок жизни. Не нужно создавать новое, а нужно делать по-новому что-то традиционное, древнее.

Деррик: Ты как-то упомянул, что одна из проблем западной культуре состоит в глаголе «быть».

Мартин: Когда я был ребенком, я разговаривал на индейском языке, который называется «керес». В нем нет глагола «быть». По сути, это язык, состоящий из прилагательных. Один из секретов, почему я так хорошо прижился в Сантьяго Атитлан, как раз в том, что в языке тзутуджил тоже нет глагола «быть». Это язык текучести и принадлежности, не язык бытийности. Без глагола «быть» нет ничего конкретного, определенного раз и навсегда. Если два человека спорят между собой, про них скажут «расщеплены», как щепки для дров, но обе стороны по сути являются проявлением одного целого. 

Некоторые из понятий, за которые сражаются и умирают разные нации, вообще не имеют смысла в культуре тзутуджил. Не потому что тзутуджил слишком «примитивны», чтобы не разбираться, что хорошо и что плохо. А потому что их жизнь построена на том, что нет ничего постоянного или  абсолютного. Майянцы считают, что само по себе ничего существовать не может. Поэтому они живут не столько поо создание чего-либо, сколько про поддержание равновесия, бережность к существующему.

“Принадлежать к чему-то” – самое близкое к глаголу «быть» в языке тзутуджил понятие. Например, нельзя сказать «она – мать». В тзутуджил ты можешь сказать, что она «мать такого-то человека». Также невозможно сказать «он – шаман». Скажут: «Ему принадлежит путь выслеживания».

Язык является клеем, связывающим в одно целое майянскую вселенную: красноречие, мифология, которая тянется непрерывной нитью с древних времён. Мы говорили на языке богов, это у майянцев в крови. Но когда западные люди впихнули в нашу молодежь глагол «быть», весь архаичный мир майя был перемолот челюстями современной эры. 

В культуре, где есть глагол «быть», каждый сильно озабочен своей идентичностью, самоопределением. Чтобы понять, кто ты есть, нужно понять, кто ты не есть. В культуре, где основа языка – принадлежность, человек озабочен хорошими отношениями с другими, опирается на других. Тебя определяет то, где ты стоишь и кто стоит рядом с тобой. 

Глагол «быть» упрощает язык, редуцирует его, забирает красоту. Язык становится эффективнее. Глагол «быть» очень эффективный, с его помощью можно строить, создавать всякие вещи.

Маяйнская культура не столько ориентирована на создание, сколько на появление желаемого. Когда желаемое появляется, как плод на лозе. Они заботятся, они ухаживают, они ждут. 

В прошлом они построили огромные сооружения не для того, чтобы заставить мир быть таким, как им хочется. А, скорее, для того, чтобы отдать равноценное за огромные дары, что боги дали людям. Майянцы не пытаются силой строить мир по своим правилам, как делает современная культура. Они дружат с миром, они принадлежат жизни. 

Деррик: Ты сегодня не раз упомянул про ухаживание, поддержание в хорошем состоянии. Как насчёт того, что люди тзутуджил строят очень хлипкие дома?

Мартин: В деревне люди обычно строили дома из традиционных материалов, не используя железо, гвозди и деревянные брусья. Дома при этом были прекрасны. Многие были сшиты из коры и растительных волокон. Как живое тело, дом, где спит человек, должен быть красивым и достаточно прочным. Но не настолько прочным, чтобы никогда не разваливаться. Иначе его не обновить. Именно возможность обновления придает всему ценность, ухаживание придает смысл.

Секрет приятной, счастливой совместной жизни в деревне находится в щедрости людей. Но ключ к этой щедрости лежит в неэффективности и порче со временем. Дома в нашей деревне строились не на века, и поэтому их нужно было время от времени обновлять. Жители деревни собирались вместе – как минимум, раз в год – чтобы помочь кому-либо заново выстроить дом. Когда твой дом посыпался, ты приглашаешь народ. Кругом носится малышня, всем мешая. Молодые женщины приносят воду. Молодые мужчины приносят камни. Мужчины постарше говорят, что кому нужно делать, и как. Женщины постарше говорят мужчинам постарше, что те делают неправильно. Когда дом построен заново, все вместе кушают, радуются, плачут, и хвалят дом и друг друга. Через несколько дней все идут восстанавливать другой дом. Так место каждой семьи в деревне обновляется и подтверждается. Так всегда было прежде.

Потом миссионеры, политики и бизнесмены стали привозить металл, дерево. Строить другие дома. Дома теперь прочные, а вот отношения в деревне стали непрочными. 

В некотором смысле кризис сближает людей. Майянцы не ждут кризиса – они его создают сами через сложные, продуманные ритуалы. В ходе ритуалов люди должны совместно чинить одежду, восстанавливать дома, или восстанавливать связи внутри деревни, или восстанавливать мироздание. Все нуждается в заботе, потому что в жизни все изначально достаточно хрупкое и легко может быть разрушено. Забота, постоянный вклад в восстановление в итоге помогают создать прочный мир. Это касается наших домов, языка, отношений.

Здесь тонкая грань: сделать что-то достаточно прочным, чтобы не разваливалось, но и не настолько прочным, чтобы быть навсегда. Для этого нужны элегантность, чувство меры. 

Мы часто стремимся создать что-то, что нас переживет. Но это не должен быть дом или что-то материальное. Это должно быть пространство, сообщество, в которое мы вложились и которое продолжается после нас. Непрерывное обновление – единственный вид постоянства, которого стоит желать.»

***

Мартин Пречтел вырос в Нью-Мехико в индейской резервации Пуэбло, где люди придерживались прежних, доевропейских традиций. Его мама из индейского племени с территорий Канады была учительницей в школе в Пуэбло. Отец был палеонтологом, европейских кровей. Мартин любил эту землю и традиционную культуру. «Всю мою юность я провел в ожидании ужаса, что несколько белых мужчин, не понимающих красоты нашего прекрасного мира, могут запросто стереть его с лица земли». Он начал действовать против этой опасной силы, уничтожающей красоту. “Индейцы называют такой подход «путь белого человека», говорит Мартин. «Но эта сила больше, чем просто белые. Жутко заразная, она поразила белых больше, чем остальных. Но она действует против исконной, дикой природы всех людей». 

В 1970 году, пройдя через развод и одновременно похоронив мать, Мартин отправился в Мексику. Проветрить мозги. Вроде как по чистой случайности он оказался в Гватемале. Почти год он провел в разных уголках этой страны, и в какой-то из дней появился в деревне под названием Сантьяго Атитлан. Это место населяют люди из племени тзутуджил – одна из многочисленных субкультур майя. Каждая субкультура поддерживает свои уникальные традиции, одежду, язык.

Когда Мартин появился в Сантьяго Атитлан, к нему подошёл незнакомый человек, выглядевший довольно необычно, и сказал: «Долго ты добирался! Я зову тебя уже два года. Пойдем, нас ждёт работа.»

Так началось его обучение у Николаса Чивилиу, одного из величайших шаманов майянского племени тзутуджил.

Учился он у главного шамана несколько лет. Исправлять дисбалансы в отношениях между людьми и предками, и духами. Освоил язык тзутуджил. (Языку его поначалу обучали женщины племени, а так как мужчины и женщины на этом языке говорят по-разному, над Мартином посмеивались каждый раз, когда он говорил на публике).

Хотя по рождению Мартин и не был частью племени, в итоге он полностью влился в деревню. Женился на местной женщине. У них родились три сына, один из которых умер. Когда умер и его учитель Чивилиу, Мартин занял его место, став шаманом для почти тридцати тысяч человек. А также занял место главы племени. Одной из его обязанностей было проведение длительной инициации для молодых людей племени.

Мартин хотел остаться в Сантьяго Атитлан навсегда, но как раз в это время Гватемала проживала жестокую гражданскую войну. Тогдашнее правительство, поддерживаемое США, с помощью эскадронов смерти уничтожало тысячелетние традиции майя. Мартину в итоге пришлось бежать. «Я хотел остаться, но перед смертью мой учитель взял с меня слово, что я уеду, чтобы выжить. Он хотел, чтобы я продолжал нести знание, которое он мне передал».

Мартин является автором ряда книг, включая «Секреты говорящего ягуара», художником и музыкантом, выпустившим ряд альбомов. Он регулярно появляется на конференциях в разных странах мира, проводит инициации, а также обучающие программы о сакральности повседневной жизни.

Все права на интервью принадлежат Derrick Jensen. Вот здесь можно прочесть оригинал: https://derrickjensen.org/2001/04/saving-indigenous-soul-interview-martin-prechtel/

Можно подписаться, чтобы узнавать о публикации новых интересных историй: