Слои жизни, слои отпускания.
Я говорила другу перед его отъездом, что цена долгой благодатной жизни — отпускать всех, кого любишь. С кем прошли детство и юность, и даже зрелые годы. Они уйдут на другую сторону вперед тебя. Здесь оказалось много того, чего я прежде пугалась и потому держала-держалась ценой жизни. Жить долго и счастливо означает быть смельчаком и доверять жизни. Любить, зная, что этому придет конец.
В отпускании столько слоев.
Первый, грубый: страхи.
Страх остаться без помощи в трудную минуту, страх остаться без денег. Умереть, а никто и не заметит. Мой самый сильный иррациональный страх, который в итоге стал компасом, судьбой и благодатью.
Жизнь меня научила доверять Ей. Она показала иллюзорность «общества». Особенно, когда я существенно ослепла, и не приехала даже мама! Даже мама. Она тогда вполне ходила, она могла бы. Я ослепла, пустота. Наедине с собой и своей ответственностью. Лучший урок в моей жизни, который и помог мне уехать жить к морю. Зачем, зачем откладывать мечты или пытаться соединить мои мечты с другими там, где улицы с односторонним движением?
Страх остаться без денег, больной, без помощи, — он сильный, но этот уровень отпускания простой. Он лечится легко. Достаточно один раз довериться, что Вселенная богата, что у нее тысячи рук, тысячи способов тебе помочь. От тебя требуется только выбор действительно жить и дышать. Страх уходит с полнотой дыхания.
Другие слои — наши проекции.
Дамир, мой двоюродный брат, погиб в августе, и приходит «ужас, какое у него было жестокое детство». Понятно, что жалея других, люди проецируют свои отторгнутые ранимые части. Меня мать избила палкой до тотальной синевы на ногах за то, что я куда-то опоздала. И намного изощреннее непрерывно колотила обвинениями в ее болезнях, трудностях и предстоящей смерти. Прямо с моих девяти лет отроду. Прожить боль детства можно.
Забрать себе проекции, честно принимая, оплакивая свое жестокое детство. Оно в этой культуре У КАЖДОГО. В этой культуре родительская подлость размером с бесконечность. Большинство потом, во взрослой жизни, спасают «собачек» и чужих детей, или смотрят сериалы бесконечно, проецируя свою — в итоге плоскую — жизнь на плоский экран.
Боль детства снимается потоком слез, гореванием.
Ряд лет, море слез, океан горя. Непросто, но возможно.
Признавая мою боль, я отпускаю уже самого Дамира и других, кто умерли в эти годы. Они, как есть, неповторимые. Горе, грусть, что больше нет возможности общаться. Ценность жизни другого. Когда начинаешь сильно невыносимо СКУЧАТЬ по этому человеку.
Мир больше не услышит наши детские, смешные голоса.
Теперь их слышат только небеса.
Глубже есть тоже слои. Дымка — когда с ними уходят воспоминания. И ты понимаешь, что в какой-то момент не останется никого из тех, с кем я была в детстве, кто видел меня маленькой и даже молодой девушкой. Кто вместе со мной бегали на Гайдара среди статных тополей, шумящих листвою крылатой. Начинаешь сомневаться в памяти: было или приснилось? Ностальгия. Потоки воспоминаний, с которыми не к кому теперь пойти со словами «а ты помнишь, как ____ ?»
Уходят Свидетели Жизни.
И еще слой, мучительный, который я обнаружила во время моего недавнего отпуска без доступа к интернету и телефону, любым гаджетам. Карцер для Младенца. Наказание в карцере является самым жестоким из всего, что есть среди людей. В карцере люди часто провоцируют избиение, потому что невыносимо.
Именно этому наказанию подвергают детей в роддомах, особенно в прежние времена. Отрывая ребенка от «грязной и слишком уставшей матери», заставляя лежать в одиночестве в потоках ощущений и информации, где нет никакой обратной связи. Про меня забыли? Я умираю? Все родственники умерли? Армагеддон? МЕНЯ НИКТО НЕ ЛЮБИТ? И НИКТО, оказывается, НЕ ЖДЕТ! Как же так?
Нежить этой культуры не понимает, что младенцы — живые полноценные люди! И обращаются с детьми, как с вещами. Без постоянного телесного контакта у младенца теряется ощущение реальности! Как в ваннах с сенсорной депривацией. Поэтому люди тихо сходят с ума.
Большая часть общества — безумные под масками правильности и функциональности. Только копни, только загляни под макияж и офисный костюм. Я когда начала это видеть, ох, трудно. За безумием и тотальностью анестезии, всех видов голизма, стоит непереносимая боль. Исцеление возможно, боль уходит, но здесь от человека требуется очень серьезный труд. Дышать, заземляться и проживать потоки телесных ощущений, которые человек привычно блокирует, чтобы не замечать садизм и жестокость родителей и общества.
После карцера для младенца человек обработан отлично: всегда готов-готова на контакт на любых, самых мерзостных условиях.
Человек сильно боится повторения ужаса первых дней и месяцев жизни. Человек потом определяет себя через других людей, а не через телесность, дыхание и заземление. Не через Землю и не через Космос.
Когда есть другие люди — реальность есть.
Этот слой является самым невыносимым, но и самым целительным по мере его проживания. В него так мало кто заходит, его так мало кто рискует чувствовать, что я не знаю, поймут ли меня вообще. Если у человека, искалеченного во младенчестве, нет непрерывных, хоть часто и неприятных, контактов с людьми, то все становится, как во сне, как внутри фильма. Реальность начинает плыть. Это невыносимо мучительно, безумно в прямом смысле слова. «Жизнь моя, ты ли приснилась мне?», писал Сергей Есенин.
Идти в геологическую глубину необходимо.
Потому что с каждым слоем растет ДОВЕРИЕ ЖИЗНИ. Приходит внутреннее знание, что Она позаботится о корнях, о восстановлении реальности, о памяти, и тем более о мелочах типа денег и жилья, которыми люди себя запугивают, чтобы не грустить и не плакать, отпуская.
Развязываются узлы в теле и перестаешь быть Запрудой для Жизни, перестаешь быть плотиной. Когда запруда, то в одном месте болотисто, в другом возникает засуха, горит Лес.
Кто мы такие — кто я такая — чтобы из-за своих трудностей и прихотей перегораживать Реку Жизни? У плотин болеют дети, кстати. И сами тоже жутко болеют. Поделом. Цена здоровья — открываться Реке Жизни. Отпускать, ОТДЫХАТЬ, расслабляться, проживать все эти сложные, но продыхиваемые слои.
Отпуская, я размягчаюсь, узлы в теле развязываются, боли уходят. Жизнь становится мягче, легче, благодатнее.
Через перенапряжения в телесности, через узлы в теле, через боль одни мертвой хваткой держат на земле других — держат структуры и людей, кто, возможно, давно должны уйти. В этом месте и ломаются ВСЕ виды психотерапии, включая «телесную», все йоги, все остеопатии.
ВСЕ, ЧТО УГОДНО, ТОЛЬКО БЫ ПРЕГРАДИТЬ ПОТОК ЖИЗНИ.
Отпускать трудно. Но если пытаться держаться и держать, то люди оказываются в Кругах Предельной Жестокости, называемых «социум». И пытаются изображать счастье и любовь и веселье и даже «исцеление», где их в помине нет и быть не может. Инстаграм бесконечной фальши.
Расслабляюсь, доверяю Жизни, чтобы жить и цвести.
Долго, под самую-самую зиму. Так интереснее. Мой выбор.
Цель жизни — жить, а не быть вместе.
Советую почитать:
